КАК СТАНОВЯТСЯ РАББАЕМ!

Беседа с раббаем Моше Абрамовым

Не могу сказать, что мне приходилось часто встречаться, а тем более соприкасаться с раббаем Моше Абрамовым, уже хотя бы потому, что он живет в Бруклине, возглавляя одну из бухарских синагог в Боро Парке – «Бен Сион». Точно знаю, что два-три раза в году, он, как правило, проводит поминальные вечера в двух семьях, где мне приходится бывать в качестве одного из приглашенных. Нельзя не обратить внимание на его манеру проведения этого очень трогательного события не только для членов семьи усопших родственников, но и гостей, которым мысленно также есть кого вспомнить не без грусти, уходя в себя, погружаясь в давно или не очень давно ушедшее время.

Во-первых, чувствуется, что рав Моше хорошо знал тех, о ком идёт речь, которые успели уйти из жизни, но оставили глубокий след на земле, и о которых его наследники готовы говорить до бесконечности. Казалось бы, тема разговора не меняется из года в год и уже ничего нового нет. Но это так только кажется. Поскольку, вспоминая и воспроизводя детали давно минувших дней, связанных со светлой памятью родного человека, люди находят совершенно неповторимое внутреннее психическое утешение, как бы возвращая из небытия тех, кто хотя и покинули этот мир, но навсегда остаются в сердцах, рядом, со своими неповторимыми жестами, мыслями, делами, шутками. И вот в этом действии, искусстве погружения в прошлое уникальна роль рава Моше, совершенно неповторимого, я бы даже сказал, уникального интерпритатора Торы.

Повествуя об ушедших чрезвычайно дорогих, вечных для тех, кто отмечают эту памятную дату уже много много раз, рав Моше подбирает такие слова, что у присутствующих создается реальное ощущение, что эти ушедшие в иной мир люди являются действующими лицами, участниками происходящего события. Но это же не фокусы, это, конечно же, не манипуляции Кашпировского и Чумака или им подобных, заряжающих своей «непочатой живительной энергией» сосуды с водой, проделывающих хирургические операции на расстоянии, излечивающих от недугов по фотографиям и т.д.

У рава Моше абсолютно иное содержание и форма общения с аудиторией. Он не только великолепный знаток всех нескончаемых тонкостей Святого Писания, но и незаменимый интерпритатор его деталий применительно к истории жизни тех, кто стал объектом анализа на поминальном событии. Отсюда и живость контактов с аудиторией и совершенно потрясающая эмоциональная составляющая происходящего действия, каждый раз новая и неповторимая, словно речь идёт об абсолютно незнакомом человеке. Просто рав Моше открывает очередную страницу души и характера того, кому посвящена конкретная дата памяти, сопоставляя их с его поступками, как бы вдыхая в него жизнь, делая участником происходящего.

Откуда такой редкий стиль духовного контакта с аудиторией, откуда такая харизма, откуда такое знание и понимание природы человека? Ответ на эти вопросы невозможен, если не попытаться вникнуть в историю прихода рава Моше в религию, и не где нибудь, а ещё в Союзе, где он делал первые шаги в этом сложном направлении, сопровождаемом преследованиями со стороны властей и жесточайшими наказаниями. И вот мы сидим друг напротив друга в назначенный день и час, и рав делится своими воспоминаниями, подчеркивая, что он первый раз в жизни даёт интервью для прессы. Ничего удивительного, видимо, ему чуждо ощущение своей необычности и значимости, он сторонится славы и популярности, просто делает своё очень важное и востребованное дело: лечит души людей, старается помочь им обрести эмоциональный покой в наш неспокойный переполненный стрессами век.

М.А.: – Моя жизнь полная неординарных событий и перипетий завязалась в Самарканде, что сыграло очень важную роль в возникновении с раннего возраста интереса к религии. В советской Центральной Азии не было второго города, возможно только Бухара, где религией, несмотря на все препятствия и наказания, дышал каждый уголок древнего Самарканда, где тайно в самые сложные годы отмечались все еврейские праздники, делались брит, бар-мицвы, скрупулёзно соблюдались положенные традиции. Моя мама Эстер ушла из жизни, когда мне исполнилось всего лишь шесть лет. Но я по сей день вспоминаю теплыми словами свою новую маму – Мазол, третью супругу отца (первые его две жены скоропостижно ушли из жизни, светлая им память), вошедшую в наш дом, которая сумела обогреть своим щедрым сердцем большое семейство, найти для каждого ребёнка нужное слово, утешить и обласкать.

Хотя отец был коммунистом, он после ухода мамы тот час попросил меня выучить Кадиш. C этого началось моё постепенно вхождение в религию. Спустя многие десятилетия, я вспоминаю добрым словом моего первого учителя иврита, изумительного скромного человека – раббая Ёсефа Бойбачаева, который ещё до школы научил меня азбуке и дал первые навыки чтения.

Таких коммунистов, как мой отец, среди наших соплеменников в Самарканде было немало. Днем, когда требовалось, они ходили на партийные собрания, а вечерами тайком изучали Святое Писание. Если власти каким-то образом узнавали об этом секрете, то лишали подобных людей партийных билетов, что автоматически свидетельствовало о потере социального статуса и неминуемо угрожало применением самых различных наказаний и санкций, увольнение с работы и многие иные варианты. То были кощунственные методы подавления религиозных свобод, особенно в отношении ереев. К слову, заметим, что подобного рода беспредел в отношении религии, в огромной мере способствовал развращению советского народа и последующему развалу Союза.

В.К.: – История свидетельствует, что бухарские евреи Самарканда, несмотря на все гонения властей и опасности подвергнуться уголовному преследованию, тайком на конспиративных квартирах учились сами и учили своих детей премудростям Торы, соблюдали еврейские традиции. Вы не могли бы несколько углубиться в эту тему?

М.А.: – Это свидетельствует о наличии в душе каждого еврея особого генетического кода, флюидов психической энергии, сформировавшихся за столетия гонений, благодаря которому в народном подсознании, несмотря на отсутствие своей земли и государства, не только сохранился родной язык, национальные традиции и устои, но и вопреки преследованиям, геноциду и физическому истреблению, жгучее стремление не потерять и возродить символы существования народа Книги. Вклад граждан Самарканда в это святое дело нельзя никак преуменьшить. Я могу сегодня смело утверждать, что выходцы из Самарканда сыграли, в частности, большую роль в том, что бухарские евреи, иммигрировав в США, возродили здесь за сравнительно короткое время еврейскую жизнь.

В 1952 г., когда в стране ещё свирепствовал сталинский террор и готовилась почва для изгнания евреев в специальные поселения в Сибири и Дальнем Востоке, в Самарканде появляется подпольная благотворительная организация «ХАМА», в переводе с иврита «Солнце». По заданию Любавического ребе известные местные раббаи, а также прибывшие из других городов Союза, взяли на себя миссию возрождения родного языка среди детей. Дело подчас доходило до того, что иные молодые люди без ведома родителей, стараясь сохранить конфедециальность, посещали подпольные классы, где получали первые знания о языке и традициях своего народа. В 1957 г., в период т.н. хрущовской «оттепели», в Москве состоялся первый выпуск ешивы известных раббаев Шлифера и Левина, что стало важным предвестником приближающегося освобождения советских евреев и созданием условий для озвучивания в мире в целом и в СССР, в частности, библейского призыва, впервые громогласно прозвучавшего из уст Моше: «Отпусти мой народ».

В.К.: – Как складывалась Ваша судьба в те непростые годы?

М.А.: – В 1972 г. я только окончил школу и в том же году простился в Бресте со своей родной сестрой Ниной, её мужем Абрамом Аминовым и их семьей, тотчас воспользовавшимися только появившейся возможностью иммигрировать в Израиль. В то время мне исполнилось лишь 18 лет, а в висках неустанно стучала лишь одна заветная мысль: «Только в Израиль и как можно быстрей, вслед за сестрой». В те первые годы, 1972-1975, начала исхода советских евреев на историческую родину из центральноазиатских республик выехало более 12 тыс. бухарско-еврейских семей. Впоследствии этот исход приобрёл массовый лавиннообразный характер.

Не вдаваясь в детали, ибо они могут потянуть на отдельную книгу, хочу заметить: именно те жаркие юношские годы моего становления как личности, сыграли главную роль в моей нынешней судьбе, в том, кем я стал сегодня. Я часто с благодарностью вспоминаю своего покойного отца, который правильно направлял меня по жизни, сориентировав ещё в детстве на необходимость изучения иврита, еврейской истории и традиций, благодаря чему перед мной открылись двери, в частности, известной московской ешивы, которую я окончил в 22 года, получив серьезный багаж знаний в области иудаики. Я вспоминаю с огромным чувством признательности имя равва Абрахама Ладаева, давшего мне возможность серьезно повысить уровень своих знаний в иврите ещё при жизни в Самарканде.

Однако моя жизненная дорога к цели оказалась усыпанной острыми шипами, поскольку то было время бурного развития в Союзе еврейского правозащитного движения, столкнувшегося с противодействием властей, которые не брезгали ни карательными методами, ни психушками с тем, чтобы подавить или нейтрализовать вырвавшегося из волшебной бутылки антисоветского джина в лице еврейский
правозащитников.

В.К.: – Вы ощутили на себе это противостояние властей с еврейскими активистами?

М.А.: – Ещё как. Если не касаться деталей, а только сути, то она сводится к следующему. Московская ешива, которую я окончил, хотя и была санкционирована властями, находилась под неустанным контролем и слежкой со стороны соответствующих советских, как их именовали, компетентных органов. Контроль склонялся чаще к тому, что студентов старались склонить к сотрудничеству, иначе говоря, доносительству и стукачеству. Те, кто отказывались от подобной «почетной обязанности служить родине», становились объектами преследований, а при удобном случае и репрессий. Эта судьба не миновала и меня.

В тот период я увлекся вынужденным тайным преподаванием иврита. Как только, это дошло до властей, меня тут же обвинили в тунеядстве, и по решению суда определили пятилетний срок на поселение, без права выезда за пределы Самарканда. Но так как я уже успел серьёзно втянуться в правозащитную и преподавательскую деятельность и обрел много единомышленников в Москве, то продолжал на свой страх и риск заниматься тем же, выезжая даже по необходимости в столицу. Кончилось это тем, что по завершению срока поселения, мне присудили трехлетний срок изоляции. Повидал я за эти годы и знаменитую «Матросскую тишину», и Таштюрьму, и лагерь в районе Навои. Отсидел от звонка до звонка: с декабря 1983 по декабрь 1986. Условия были настолько «комфортные», что за эти три года я потерял в весе 50 кг, отощав
до 37 кг.

Не успели за мной закрыться ворота тюрьмы, как власти стали требовать немедленного выезда из Союза. Но ситуация к этому времени и в стране, и в мире изменилась, а потому я мог поставить два своих условия: поправить здоровье после «советского санатория» и жениться. Моей супругой вскоре стала замечательная женщина, ныне мать моих четверых детей, преданный друг, помощница и единомышленник – Двойра Шакарова. В 1991 г. я, будучи включенными в список Р.Рейгана, как правозащитник, пострадавший от системы,переступил с семьёй порог Америки. Началась
новая жизнь.

В.К.: – Позади более четверти века в новой стране. Вы довольны своей судьбой?

М.А.: – Вполне, поскольку я занимаюсь своим любимым делом, которое по сути является разновидностью творческой деятельности. Ведь мне приходится постоянно соприкасаться с человеком, творением чрезвычайно тонким, специфическим, строго индивидуальным, который приходит ко мне со своими радостямия, горечью, болью, вопросами, на которые я обязан найти единственный правильный ответ с тем, чтобы утешить его, вселить в его душу надежду на лучшее, светлое. Он всегда может рассчитывать на мою помощь, участие и поддержку и в дни радости, включая брит, хупа, бар-мицва, и в дни печали.

В.К.: – Насколько Вам это удаётся?

М.А.: – Тора – это своеобразный компас, способный правильно вести человека по жизни, если он знает как с ним обращаться. Моя задача – научить моих прихожан со знанием обращаться с этим компасом. Для этого необходимо иметь четкие представления, с какими проблемами встречаются люди в современном очень усложняющемся мире.

Многие люди пьянеют от богатства, не имея при этом духовного иммунитета, не зная и не понимая, что этот груз непросто нести на своих плечах, что лишь Тора способна дать ответ как можно рационально справиться с этим благом, чтобы оно не обернулось горем, бедами или тяжкими проблемами.

Самый тяжкий грех для иудея, когда он забывает, что является сыном Царя, т.е. Вс-вышнего, сотворившего его по своему образу и подобию, а потому неподвластного низким соблазнам, испытыващим его волю и, прежде всего, преданность Создателю. К нашей великой беде, сегодня бухарская община оказалась перед лицом подобного неимоверного испытания в лице прогрессирующей наркомании, уже успевшей забрать жизни нескольких молодых людей. Остановить дальнейшее распространение этой трагедии немыслимо без всемерного укрепления духовной составляющей нашего этноса, его богобоязненности, почтения к своим вековым традициям. В иврите имеется одно изумительное изречение: «хесед ва-емет», что означает дословно хранить «милость и истину». Несколько шире его толкуют порой как «милосердие и справедливость к ближним и предостережение от подражания насильникам и беззаконию».

В этом, если суммировать, моя главная миссия как раббая, ибо эта формула, выведенная Создателем, становясь с моей помощью достоянием знаний и поступков человека, может служить самым коротким путем для воцарения на земле добра и взаимопонимания между людьми.

В.К.: – Мне сегодня ещё раз удалось убедиться, что сама жизнь наделила Вас Божьим даром нести слово Творца в массы. Здоровья Вам, процветания Вашей прекрасной семье и творческих успехов на той стезе, которая стала основным смыслом Вашей замечательной жизни.

В.Кандинов